До сих пор неоднозначна общественная оценка той войны. Да и могло ли быть иначе, если один анализирует ее с позиции геополитически мыслящего государственника, другой с точки зрения обывателя, а третий с кочки зрения недоброжелателя. Для нас, воинов-интернационалистов, эта война была и остается частью нашей жизни, в которой мы в суровых боевых условиях, выполняли приказ, отданный от имени народа и Родины, проявляя образцы мужества, доблести, любви и уважения к Отечеству. За героизм и подвиги в Афганистане 86 военнослужащих удостоены звания Героя Советского Союза, из них 28 – посмертно. Свыше 200 тысяч награждены орденами и медалями, из них 10 955 – посмертно.
Не претендуя на истину в последней инстанции, хотелось бы поделиться личными наблюдениями.
Закончив в 1977 году Военно-политическую академию имени В. И. Ленина с золотой медалью, я отказался от места в адъюнктуре на кафедре философии и получил назначение в Дальневосточном военном округе. Грустно было расставаться с Москвой, академией, друзьями, ее литературным объединением, в котором частыми гостями были известные писатели В.Бондарев, М.Алексеев, Б.Слуцкий, Е.Исаев, А.Сурков, Б.Васильев, В.Воронов, М. Соболь и другие...
13 августа этого года рейсом № 13 на 13-м месте в самолете я, а вместе со мной и моя семья, вылетели в г. Комсомольск-на-Амуре, где в 413-м мотострелковом полку началась моя почти десятилетняя суровая, но интересная дальневосточная эпопея. Благодарен судьбе за то, что она свела меня в прекрасном русском краю с замечательными людьми, с которыми все тяготы и лишения военной службы преодолевались без нытья. Служил я, как и большинство офицеров, не жалея сил и времени, на совесть...
А служба была не простой с постоянными выездами: на полигон, в запасный район, в служебные командировки, а кроме того, подразделения и часть в целом постоянно приводились в состояние полной боевой готовности. Скучать не приходилось. Мотострелковый полк, а потом 3-й укрепленный район и две мотострелковых дивизии, где я служил начальником политических отделов, дали мне солидный опыт в работе с военнослужащими, научили поддерживать деловые контакты с местными партийными, советскими, правоохранительными и другими государственными структурами...
С 1981 года кадровые органы неоднократно интересовались моим отношением к командировке в Афганистан, и я, как и большинство офицеров на начальном периоде ввода наших войск, горел искренним желанием получить боевой опыт. Военный без войны – относительно военный. Но что-то не сложилось.
В начале 1986 года в дивизию прибыла комиссия ЦК КПСС во главе с Иваном Порфирьевичем Потаповым. Она изучала и анализировала работу коммунистов (коими тогда были почти все офицеры), а также партийных и комсомольских организаций по совершенствованию всех составляющих боевой готовности, в связи с выходом дивизии в передовые. После отъезда комиссии, мы выслушали много лестных слов. В сентябре того же года я получил команду прибыть в ЦК КПСС на беседу по поводу назначения на должность начальника политического отдела 201-й дивизии 40-й армии, воюющей в Афганистане.
Заехав в родную Туреевку попрощаться с родителями, я вылетел в Благовещенск и почти сразу, 30 сентября получил телеграмму с указанием 1 октября быть в г. Ташкенте в политуправлении Туркестанского военного округа…
Утром 6 октября я прибыл в штаб 40-й армии, расположенный во дворце Амина в г. Кабуле. В течение дня получив, всевозможные инструктажи и наставления, особенно по укреплению воинской дисциплины в дивизии, так как она в этом вопросе считалась отстающей, я вылетел в Кундуз. Началась моя служба в дважды Краснознаменном Гатчинском соединении, разбросанном по фронту на 2 тысячи километров вдоль советско-афганской границы – от Файзобада до Маймане и до 300 километров в глубину Афганистана от Пянджа до Пули Хумри.
Командир дивизии Владимир Николаевич Шеховцов, его заместители и многие другие стали моими настоящими боевыми товарищами на чужой земле. Служба была суровой, напряженной, не редко связанной с опасностью для жизни и потому интересной и всепоглощающей. Постоянно работали в частях и соединениях офицеры политотдела и штаба армии, командующие армией В. Дубынин и Б. Громов, их заместители Г. Кондратьев, А. Захаров, С. Маев, В. Кот.
Особенно мне нравился стиль генерала армии Валентина Ивановича Варенникова. Участник Великой Отечественной войны, участник парада Победы, являясь представителем Генштаба в Афганистане, мог бы координировать боевые действия из Кабула, а то и из Москвы, однако большинство своего служебного времени проводил в войсках. Прилетая в дивизию, всегда брал меня в состав групп для работы с представителями местной власти и командованием афганских частей, на заставы и в гарнизоны дивизии. Он проявлял абсолютное спокойствие и бесстрашие в любой ситуации. Большой, сильный и красивый человек, он уважительно относился и к солдату, и к офицеру и никогда не грубил и не хамил подчиненным.
После афганской войны мне довелось встречаться с ним и на военных советах Сухопутных войск, в округах, горячих точках, в Государственной Думе России и домашних условиях, всегда этот великий человек поражал своей мудростью, солидностью, надежностью и обязательностью...
Каждый день службы в Афганистане памятен. Каждый из боевых эпизодов незабываем. С особым чувством гордости за нашего солдата вспоминаю, как осенью 1987 года ко мне прибыла делегация солдат 149-го мотострелкового полка, подлежащих увольнению и практически ожидавших очередной авиарейс на родину. Все они имели большой опыт участия в боевых действиях, но они попросили направить их для участия в боевой операции «Магистраль» вместо только что прибывших на пополнение молодых солдат.
– Их же, как цыплят, перестреляют, – таким был главный аргумент дембелей. Посоветовавшись с командиром, мы вышли на командарма и получили от него добро. Четверо из старослужащих, добровольно пошедших на операцию, вернулись с нее домой в цинковых гробах. Слезы наворачиваются при воспоминании об этих событиях. В какой армии, у какого народа найдутся такие примеры героизма и самопожертвования?!
Особое уважение из тех незабываемых дней вынес к нашему солдату. В сложнейших боевых ситуациях восхищался смекалкой, инициативой, мужеством, терпением и самоотверженностью вчерашних школьников.
Опасность возвышает чувства.
Уже наверно потому,
Что нет возвышенней искусства,
Чем быть готовым ко всему.
Встает восход над горным краем,
Где ныне горе всей земли.
Мы знаем, что мы защищаем,
От нашей Родины вдали.
Опасность проверяет чувства,
Но нас не надо проверять.
Уж коли я от Бога – русский,
Служу как пахарь и солдат.
Следует отметить, что дух патриотизма и воинской доблести в войсках поддерживался выступлениями перед солдатами, также как и в годы Великой Отечественной войны, артистов, литераторов, общественных деятелей из всех республик Советского Союза. Концертные бригады из Москвы, Львова, Душанбе, Ташкента, певцы Л. Зыкина, И. Кобзон, Э. Пъеха, А. Розенбаум нередко выступали перед нами в полевых условиях. Спасибо им и всем, кто не боялся смертельной опасности ради поддержания морального и боевого духа советского солдата.
Никогда не забуду еще один эпизод, связанный с принуждением душманов к выдаче тела убитого солдата. Почему-то сразу всплывает в памяти маразматическое заявление с трибуны съезда народных депутатов, известного физика о том, что 40-я армия бросает на поле боя погибших. Кощунственней ничего придумать было нельзя. Так вот, как все было на самом деле.
Утром 18 февраля 1988 года от командарма я получил задачу выехать в Багланы, разобраться и доложить о причинах дезертирства с оружием рядового Хадимуродова. Срочно сформировав группу из офицеров управления дивизии, прокуратуры и особого отдела, отправился в Багланы, где боевую службу нес 2-ой батальон 149-го полка. Встретив в штабе батальона его командира, недавно прибывшего из Союза и еще не имевшего боевого опыта, я получил от него первичную неутешительную информацию о происшествии. Солдат-наркоман действительно сбежал с оружием. Кроме того, в результате безграмотно организованных комбатом поисков в зеленке, где укрепились духи, была брошена застрявшая в арыке БМП, а рядом с ней убитый снайпером сержант Баденчук… Я лично знал погибшего сержанта по его боевой работе и по толковым предложениям при анализе итогов боевых действий. Буквально несколько дней назад сержант Баденчук, как и другие лучшие воины был принят в ряды КПСС.
Я попросил необходимого боевого усиления, т. к. все подразделения батальона находились на заставах, охранявших дорогу на Кабул, и почти не имели артиллерии. Командир дивизии полковник В. Рузляев оперативно отправил к месту событий разведывательную роту и батарею самоходной артиллерии 149-го полка.
Пока выдвигались артиллеристы и разведчики, мы, организовав огневое взаимодействие с рядом находящихся застав, попытались имевшимися танками эвакуировать застрявшее БМП. Однако, несмотря на мужество танкистов, сумевших под шквальным огнем зацепить и начать буксировать БМП, одному из танков душманы разбили гусеницу из гранатомета, а второй зарылся в землю и сел на днище. И хотя ребята огнем из орудий и пулеметов не подпускали к себе противника, было страшно за них, так как ночью эта опасность усилится кратно. Не помогло и содействие седовласых местных старейшин, а также поддержка наших действий отрядом ХАД. Душманы вместо переговоров со старейшинами обстреляли их, а наступавших хадовцев встретили огнем на поражение, убив командира отряда и ранив несколько бойцов.
Пробираясь вместе с хадовцами к месту гибели сержанта, я испытал настоящий страх, так одна из пуль снайпера пролетела, едва не касаясь головы, обдав воздухом лицо, а вторая вошла в поднятую над арыком, где я оказался в мгновение ока, фуражку. Слава Богу, пронесло. Тогда я, атеист, впервые перекрестился.
А обстановка драматизировалась с каждым часом. Пройдя сложнейшим горным маршрутом от Северного Кундуза до Баглан, только к вечеру подошли разведчики. Узнав о том, что убит их коллега, известный всем в дивизии своей храбростью и героизмом, сурово пообещали отомстить и вернуть его тело в любом случае. Толково и скрытно (в основном ползком) они выдвинулись к танкам и заняли круговую оборону. А когда ночью духи попытались взять подбитую технику, организовали им неожиданную встречу.
Всю ночь шла интенсивная перестрелка, переживания этой ночи за жизни наших прекрасных ребят стоили мне седых волос. Утром над ямой, в которой мы с офицерами управления и заместителем командира полка, прибывшим с разведчиками, организовали пункт управления боем, весь кустарник был буквально подстрижен душманскими пулями. А что творилось в центре боя, тяжело было представить!
За ночь к месту боя подтянулись артиллеристы и эвакуационная группа, мощная звуковая установка для переговоров с духами. Утром наши переговорщики на языках противника объявили, что если духи не отдадут убитого и не позволят вывести боевую технику, то познакомятся с огневой мощью нашей артиллерии. Каково было наше удивление, когда также через громкоговорящее устройство мы получили на чистом русском языке ответ: «Шурави, а вы придите и получите».
И мы пошли, при такой поддержке САУ и реактивных установок, что духи прекратили всякое сопротивление. Видимо, не рассчитывали, что мы сможем за ночь подтянуть такие силы. За несколько часов была эвакуирована боевая техника и, слава Богу, вышли все разведчики. Они были живы и только единицы имели легкие ранения. Со слезами на глазах обнимал каждого из них и дал команду всех представить к наградам.
После того мы объявили духам, что делаем огневое затишье на три часа, а если за это время они не выдадут тело разведчика, то будем бить по всему укрепленному району, его командным пунктам и тылам, а потом придем в гости. В ответ – тишина. И тогда духам пришлось убедиться, что мы не блефуем. Имеющиеся разведданные позволили вести огонь так, что вскоре загорелись духовские казармы, начали взрываться склады с имуществом и боеприпасами. Периодические обстрелы велись всю ночь, а утром тот же голос из афганского громкоговорителя запросил перемирия, и духи с белыми тряпками вынесли тело воина, не забыв снять с него сапоги...
В начале марта 1988 года, я получил приказ Министра бороны СССР о зачислении меня кандидатом для учебы в академии Генерального штаба. Заканчивалась моя командировка, которая познакомила меня с замечательными людьми. 15 апреля я получил команду прибыть в Москву, сдав должность своему заместителю.
О той оболганной войне
В чужой загадочной стране,
Что часто видится во сне,
До дней последних помнить мне.
За три засчитывались сроки
На той непризнанной войне,
Втройне быстрей ее уроки
Пришлось усвоить с болью мне...
Уверен, что если бы не наше предательство, то пророссийская власть в Афганистане была бы и по сей день. А в таком варианте миру не пришлась бы пережить трагичные и кровавые события в Ираке, Ливии, Египте, Сирии и др. странах, а также цепь проамериканских цветных псевдореволюций. Американские войска пришедшие после нас в Афганистан, будут постоянной угрозой России в ее южном подбрюшье.
Леонид Петухов,
генерал-майор в отставке,
член Союза писателей России,
начальник политотдела 201-й Гатчинской дважды Краснознаменной мотстрелковой дивизии в 1986 – 1988 годах.
Комментарии (0)